Игорь
Киршин
Мой Крапивин
Тема эта очень
большая. Всё не расскажешь. Но вот про некоторые совпадения рассказать хочется.
Когда я прочитал впервые
«Трое с площади Карронад», мне было двенадцать лет. Я над этой книгой сильно
плакал. Потому что всё было про меня –
как я чувствовал себя одиноким, как меня гоняла местная шпана, и как мы
подружились с Лёшкой и сразу всё встало на свои места. Мир стал родным и
волшебным. И я вечером ложился счастливым, потому что знал, что с утра ко мне
придёт Лёшка, и мы будем целый день вместе. Будем лазать везде, строить штаб,
говорить обо всём.
Лёшка был тоненький,
черноволосый, замкнутый и странный. Дома у него был отчим. Наверно поэтому,
когда я признался, что хочу убежать из дома, он протянул мне свою ладошку и
сказал, что тоже хочет сбежать больше всего на свете. Мы с упоением
разрабатывали план нашего бегства целыми днями. Мечтали, как будем жить в
тайге, в зимовье, охотиться и ловить рыбу, а когда вырастем, станем
путешествовать по всему миру. Вместе. Мы не только мечтали. В подполе мы
собирали продукты и патроны – Лёшка тырил их у отчима, завзятого охотника. В
перерывах между подготовкой мы купались, лазали по деревьям и смеялись над
всякой ерундой. И были счастливы. Мы были вместе.
Я не мог с ним
наговориться, потому что он был единственный человек на свете, который меня
понимал. И не смеялся надо мной. Он тоже рос без отца, и школа его также замучила.
Иногда мы ссорились.
Но быстро мирились – ссоры были не всерьёз. Всерьёз мы сочиняли любовные
истории про самих себя. Наш опыт любви был очень скромным в то время. Но
казаться крутым очень хотелось. И вот сначала я изложил простую и правдивую
историю своих отношений с Машей Р. Как я краснел, бледнел и лазал на дерево
смотреть в её окно. А потом меня понесло. Я выдумывал невероятные приключения,
в которых являлся хладнокровным и
благородным спасителем Маши от злых хулиганов и тупых взрослых. Лёшка слушал
меня, широко раскрыв глаза. В свою очередь он поведал мне захватывающую историю
отношений с некой Дубровинской. Мы жадно слушали друг друга, не выясняя, где
тут правда, где вымысел.
А потом я влюбился
по-настоящему. Она была на два года младше. И когда мы стояли на утренней
линейке и завуч стыдила нас за обычные ребячьи вины, а я смотрел на неё во все
глаза и умирал от блаженства. Лешке я важно и мрачно сообщил, что у меня с ней
давние и сложные отношения. «Там было много... Всего...». Что именно – на сей
раз я придумать не успел. Лёшка сделал глубокомысленный вид и ускакал пинаться
с кем-то в коридоре.
Однажды мы с Лёшкой
дежурили по школе. И зашли в её класс. Он был пуст. Я попросил Лёшку постоять
на шухере и стал разглядывать её тетрадки, исписанные милым, родным почерком.
Потом я взял промокашку с её рисунками и какой-то цифирью и сунул в карман.
Конечно, эта промокашка была самым большим моим сокровищем в то время. Кроме
этого у меня было ещё много сокровищ – закаты над осенним лесом; летние тёплые
дождики; ручьи во дворе весной, на которых мы строили запруды; горы снега на
обочинах, откуда так весело сталкивать друг друга. Но самое большое сокровище –
это кусок бумаги, который принадлежал Ей.
Только никуда мы с Лёшкой
не убежали. Мы с мамой уехали в Калининград. Я на всю жизнь запомнил, как
вертолёт, на котором мы улетали, отрывал меня от моего лучшего друга Лёшки, от
девочки, которую я любил, от реки, леса, от детства. Я чувствовал, что такого
уже больше никогда не будет и до боли выворачивал шею, а вертолёт неумолимо
уносил меня ото всего, что я любил всем сердцем, как можно любить только в
детстве.
А потом я прочитал
про всё это книжку, «Трое с площади Карронад». Её написал Владислав Петрович
Крапивин. Я узнал там и себя, и Лёшку, и как мы дружили и не могли жить друг
без друга и были счастливы. Только кончалась книжка по-другому. Она кончалась
как надо – победой. Всё там было абсолютно по правде – как Тим мчался за
Славкой на машине, на яхте и как он догнал поезд, и не дал Славку увезти. Да! Это была правда,
я её узнал. Надо биться за то, что тебе дорого. Мальчишки в книге остались
вместе. Остались на своей настоящей Родине, у любимого моря, в любимом Городе.
Я знал, что детство ушло навсегда. Так оно и
было. Да только не совсем. Спустя много лет у меня появился «Солнечный Сад» и
снова началась прекрасная жизнь, с хорошей дружбой и весёлой вознёй и со
всякими тайнами и побегами... На занятиях мы сочиняли разные небылицы и
смеялись над ними всласть. На выходных и на каникулах ходили в походы. Играли
там, баловались. Нам было хорошо вместе.
Надо, впрочем,
сказать, что поначалу вся эта развесёлая жизнь проходила в совершенно
неподходящих условиях: занимались в школьных классах после уроков, во время
мытья полов и в присутствии учителей. Всё это ужасно мешало творческому
процессу. И денег совершенно не было. И проблем была куча. Но мы с ребятами
делали «Сад» вместе, веря друг другу. Мы ставили спектакли, сочиняли песни,
сходили в тысячу походов, сняли фильм для Владислава Петровича. И крепко
подружились.
А потом ребята
выросли. И разошлись по своим дорогам. Потом в Саду появились новые ребята.
Замечательные!
Пока всё это
происходило, многое пришлось понять. Например: не надо «приковывать цепью»
любимого человека. Надо дать ему быть свободным. Дать уйти. Иначе отношения
превратятся в тюрьму. Надо чувствовать: когда пора освободить от себя. Но если
время не пришло – не разжимай рук. Надо пройти этот путь до конца. Вместе.
Чтобы потом отпустить друг друга. Как мать отпускает ребёнка в жизнь. Как
учитель отпускает любимых учеников.
Мы никогда ничего не
теряем.
Ведь Бог любит нас и
даст нам всё, что нам нужно для счастья.
|