Часть
3. Идеи
Боже, самую драгоценную
черту Сада хочу описать – живую жизнь. Ты, Боже, терпеть не можешь о себе
теорий, Ты только есть всегда во всём. А нам нужно не говорить о Тебе, а
впустить Тебя в своё сердце, суметь Тобой просиять. Сад всегда учил этому. В
Саду не принято болтать о любви, принято её делом показывать: в походах, в
спектаклях, в журналах. Принято тихо служить своей любви.
Страшно' обучение детей
формулам и правилам без указания на высшие идеи Добра, Истины и Красоты. Но еще
страшнее, называя идею, не воплощать её в жизнь, не объяснить ребёнку ответственности
перед открывшимся смыслом: по нему теперь надо жить. Идеи не могут оставаться
бесплотными и бесплодными призраками – они должны стать собеседниками. На идеи
– и за идеи – нужно ответить своей жизнью.
И если в Саду была
крапивинская идея преданности – то потому, что преданность эта расцветала в
садовцах, потому, что стал Олег Кушнир
– и ни разу не бросил, и многое сумел вынести для других.
Вообще, Олег – странный
человек в нашей эпохе, будто из старины сюда пришедший. Я это остро чувствую.
Чувствую его белый огонь души. Мощный, гудящий. Олег – всегда в душевном
напряжении (качество офицера и барабанщика), Олег всегда готов помочь, понять,
полюбить, пожертвовать. Он умеет не беречь себя, когда надо переплыть в лодке
на другой берег. Все – в лодке, а он плывёт и толкает её. Он действительно живёт
так. Тем ценнее в нем это качество собственной малости, что оно стихийное в
нём. Стихийное отведение себе второго места после Другого. Что скажет тут
великий индивидуализм, поглотивший весь мир?
Олег – верный. Верный –
это когда собой полностью владеет, когда воля к добру настолько сильна в
человеке, что для бесенят и страстей – нет шансов. Потому что Олег сказал –
будет так. И вопрос верности для Олега прост: без всяких виляний и забот о
себе… Своя душа спасается, только спасая другую душу.
Олег монолитен. В нём
нет течений и круговоротов, он – как скала. Или один поток, или один огонь.
Весь, целиком. Олег никогда не половИнит. Полулюбовь, полудружба – не для него.
Олег еще честен очень.
Он всегда хочет, чтоб всё было по-честному, и тогда ему любой путь выносим.
И тут, повторюсь, мне
кажется особенно важной стихийность этого характера. Олег не силён в
классической философии (как и в современной!), ни в истории литературы, ни в
богословии. Олег не разглядывает красиво составленные идеи об устройстве
человеческой души или космического пространства. Он так живет. Он так горит.
Вот почему Олег –
знаковый человек в жизни Солнечного Сада.
Тут важно вот что понять.
Конечно, все мы люди, и нам свойственны все человеческие недостатки. Но я творю
миф, а миф – провидит суть. В нём нет бытоописательной точности в
деталях. Миф видит всегда целостно. Взгляд мифа на предмет – взгляд,
объединяющий все разрозненные части его. Я смотрю мифом на Сад и его сотрудников,
ибо мне нужно провидеть дух – тот, что за ними.
Часть
4. Пространство Любви
Воспитание – это
творение пространства, которое само в себе выстраивает человека. Нельзя
вырастить хорошего человека в пространстве недоверия, презрения, злобы. Но
мощное пространство добра сгладит все острые углы в характере «сложного
ребёнка».
Одно особенное чувство
не оставляет меня после осеннего похода в Сосновый Бор, когда жгли костёр ночью
на берегу озера у большой сосны. Ствол её мощно уходил вверх, свет играл в
могучих ветвях, в морщинах коры, в иголках… Казалось, сосна дышит, шевелится.
Мы были такие маленькие у ее ног! Свет от костра совершенно осуществился,
заполнил всю нашу полянку, нас, всю высь сосны. Он сидел с нами, пел песни про
Жанну, слушал истории… А сквозь ветви светились звезды.
Пространство возникает
непонятно как, само по себе. Когда улыбаются друг другу, верят – значит,
пространство есть. Оно выстраивается всегда вокруг общей цели. Вокруг Того, во
Чьё Имя собрались люди. Кроме того, люди должны еще нуждаться друг в друге,
находиться в постоянном открытом диалоге. Души их должны иметь возможность
свободно сливаться и перетекать одна в другую.
Еще: человек должен
находиться в состоянии свободы. Ничто внешнее не должно давить на него, сковывать
его поступки и мысли. Никакое внешнее воздействие, никакое моё, мне от
человека нужное, не должно мешать ему жить сейчас. Человек должен каждую минуту
утверждать жизнь, а не практиковаться в исполнении чуждых ему правил.
Здесь тонкость – ибо в
Саду есть Устав и Походные правила. Они родились из самой жизни, они вторичны,
они – функция от тысячи походов и других дел. Пространство само творило их, оно
само проявилось в них. Не приказывает Устав – лишь проявляет и подсказывает
законы Пространства.
Ибо человек может быть
только свободным, ибо жизнь может начаться только от свободного человека. Я
должна освободить человека от себя: он мне ничего не должен, только всё я ему.
Как же тогда быть мне со своей кривой душой, как быть с искаженным Образом во
мне? Мне – выправлять. Всегда, ежечасно. Укрощать. Главное – монолитизировать
себя. Прийти на ту глубину или достичь такого состояния, где остатка нет, где
только лишь цельность, единство монолитностей. Добро должно стать всею мной.
Радость должна стать всею мной. Подвиг должен стать всею мной. Я не могу
вспоминать какою-то частью себя, когда обидят, что мне делать по Уставу. Я
должна сразу, вся сама не обидеться. Я слита с пространством,
пространство меня само освобождает, потому что становится мной. Так делает
каждое пространство. В этом его великая Тайна и опасность.
Каким-то чудом
пространство благодати идет через Лену Мирошник. Лена умеет это пространство
утвердить, где бы она не была и как бы себя не чувствовала. Пространство при
ней начинает петь, а дети играть друг с другом: то мастерят кораблики, то роют
ямки. То рассказывают какую-то свою ребячью чепуху. А то затеются играть в
тарелку. И чувствую – расправляются души, тянутся, тянутся друг к другу… и
торжествует жизнь.
В летнем походе в
Сосновый Бор с нами был Богдан – закрытый и колючий мальчик. Он был в походе
первый раз, боялся и отгораживался от всех. Он совершенно не умел владеть
игрой: то ломает песочные замки – все бомбят, а он подчистую ломает, то
кидается грязью в лицо – все кидаются не выше груди. Какой-то внутренний
неясный страх мешал ему слиться со всеми.
К концу второго дня наше
пространство взяло верх: дети подружились с ним и стали играть вместе. Они
смогли как-то развязать Богдана, впустить его в свою игру, Богдан – смог в нее
войти. Как это было красиво! И как непостижимо для нас.
Здесь важен, правда,
один аспект. Маленький ребёнок составляет единство с тем, кого любит: с мамой,
с учителем. Ребенок не осознает свое состояние слитости, просто копирует то,
что любит – находится во власти пространства духа взрослого, которое и строит
его. Поэтому то, что происходит в отношениях взрослых, неизбежно будет
происходить и в отношениях детей, более сильное пространство будет влиять на
слабое, которое само на него настроено.
Наши дети подружились,
как только исчезли несовпадения в коллективе руководителей.
Так Ты подвел меня,
Господи, к самому главному закону Сада, который всё строит. Это закон
пространства. Сад особенен им. Не идеями, не принципами, а тем, как все тут друг
на друга смотрят и что друг другу говорят.
Я девочкой в Сад пришла
– под защиту этого пространства, на руках сама себя принесла, раны зализывать. Сад
светился через Саныча, и я этим теплом, почти ощущаемым физически - грелась. От
Саныча было – жарко. Он был мощен и чист. И накалён. Я тогда припала к этому
строю духа, и мой – стал расти под его руководством.
Кто Саныч для Сада?
Смотритель.
Он больше всех тоскует
по Саду всегда, по истинному его образу, он чует Сад. Он страдает за него
(потому что за добро кто-то должен платить всем собой!). Саныч не пускает в
Твоё пространство не-Тебя, его роль – понять, где Ты, что есть Твоя воля, и всё
устроить так, чтобы утвердить Твоё пространство на земле. Саныч умеет защищать
и просветлять. Саныч, миленький, Вы связаны с Ликом! Лик всегда есть в Вас.
Светлы Ваши глаза в Саду, светлы как это небо осеннее, пронизанное солнцем.
Такая простая,
простая-простая роль учителя в жизни: со-един-иться… Благословен
учительский подвиг воссоединения.
Часть
5. Самое главное
Я всегда искала учителя.
Ребёнком – особенно остро. Мне нужен был человек, который бы меня мифосотворил
и направил к воплощению этого мифа. Я искала пространство, которому можно было
бы себя доверить, которое бы творило меня, сбывало меня. Меня обуревали
проснувшиеся страсти тринадцатого лета. Я чувствовала, что если не найду сейчас
– случится что-то непоправимое.
– Игорь Александрович. Через него – Лик.
Мощная волна веры и любви. Знание о моих болях – всё, о моих мечтах – всё. Море
тихой мудрости. И напряжение всех его сил – к Господу.
Я родилась второй раз
здесь, в Саду, на руках у Саныча. Я рождалась в походе про Жанну Д'арк, где
играла Жанну, Жанну, которая сама так тосковала по Твоему пространству, что
смогла его принять, провести и выстрадать. Я становилась Жанной, я училась стоять
и верить.
Вообще весь мой Сад был
про Жанну. Самое сокровенное моё в Саду – было ей. Она стала тем образом, на
который наложилась моя душа и вымеря'ла себя, выкраивала. О, мучительно было
совпасть с Жанной! Я не спала ночей – плакала, молилась – я отрезала себя, я
тогда сильно пережила чувство своей неправильности, от многого меня спасшее: он
гордыни особенно, на которую всегда была падка.
И с Жанной было еще
чувство ответственности меня за всех. Когда весь мир стоит в слезах и в го'ре,
и мне, горе', заглядывает в глаза: «Что делать будешь? Что ты делать
будешь?» А мне надо быть Жанной – суметь понять, Господа услышать, всех
простить, всех оплакать и ни перед чем не остановиться!
Мы пели:
Послушай! Учись жить жадно -
Лови каждый день в силки!
Живи, как жила Жанна -
Огонь опалит виски.
Иль раньше золой белой
Тебе повелят стать?
Живи как она - верой,
Прочувствовав благодать.
И будешь в раю - жданной.
А чтоб тебе легче пелось,
Не бойся побыть Жанной,
Когда вдруг нужна смелость.
Пусть сплетни прядут - толпы
И ведьмой зовет близкий.
И пусть умирать - в топке,
Ссыпая в глаза искры.
Пусть будут считать странной
И в шею вонзать стрелы…
Не бойся побыть Жанной! –
Не больно - гореть… верой!
Я не умею так жить, но
Жанна дана мне для совпадения с ней, я тоскую по ней. Я и сейчас мучаюсь от
острой боли сострадания, от муки устремления к Тебе, от боли преодоления – в
первую очередь себя – на пути к Тебе. Это образ Жанны так меня строит. Спасибо
за эту боль – она не дает мне сойти с пути. Я знаю, Ты – болишь сильнее на
Кресте. Не боли, Боже, за меня еще, дай мне самой за себя выболеть!
Я рождаюсь сейчас, когда
пишу эту книгу. Я рождаюсь и скоро уже совсем рожусь. Я сама тогда стану
Смотрителем и Проводником – не оставь меня, Господи.
И Сад сейчас рождается
заново. Сад прорастает в Лене Мирошник. Одно семечко даёт целый колос зёрен – и
я многого жду от Лены. Даст Бог тебе, Ленка, сил – просветить, даст милости – воссоединиться.
Люди! У дверей уже стоят
дети. Снаружи – сумрачно и сыро; у вас – теплый огонь. Открывайте! То – новый
мир пришел вырасти у вашего огня, сидеть в волнах тепла и света… Пить чай.
Болтать чепуху. Сочинять сказки.
– Сбываться.
Послесловие
Я знаю, что та доля
Твоей Любви, полученная нами в детстве в Твоём Саду, Господи, бесследно не прошла! И кажется: выросли,
разошлись, редко встречаемся вместе, но – надо смотреть вглубь.
Любовь бережет нас
сквозь годы и километры. Что мы знаем о законе сохранения энергии?.. Ничто не
проходит бесследно. Когда замолкает буква и идея – Она остаётся.
И ты сам другой, когда
знаешь, что тебя – так любили.
* * *
