|
|
| Солнечный Сад |
 |
МАМИНА ВЕРА
Мама всегда понимала меня со всеми моими диковинными играми и причудами. Она лучше всех знала, что я – особенный. Мама всегда была на моей стороне. Она защищала меня от всего мира. Прикрывала собой, не раздумывая. И сберегла. Мама твёрдо верила, что я самый лучший мальчишка на свете и ничего плохого не сделаю. Она во всём была за меня. Кроме вранья и краж, конечно. И я, конечно, не врал и не крал. Но однажды было случилось такое дело. Мне было девять лет, и я стащил какой-то песенник. Мама тогда от этого чуть не умерла. Её вера была подорвана. Она ведь была абсолютно убеждена, что «Игорёк ничего плохого не сделает». А тут такое… Мама очень страдала от презрения ко мне и невозможности со мной общаться. Она не говорила со мной два дня – не могла. Это не был педагогический приём, это был кризис веры.
Я тоже умирал вместе с ней. Потому что мы составляли с ней одно целое. Я понял, что совершил что-то непоправимое.
Вера победила и мы с мамой помирились. Для меня это была хорошая прививка против вранья. А мама свято верила до последнего своего дня, что я – самый умный, самый добрый и самый честный человек на земле.
Она любила меня, мама. Она всегда говорила: «Ты у меня умница. Ты во всём разберёшься и всё сделаешь правильно».
Её голос до сих пор звучит во мне и ведёт – через всё.
СМЫСЛ МАЯКА
Вчера мы с ребятами ездили на мыс Таран. Нас было пятеро, и с нами – солнце. Оно освещало ласковым светом Маяк, и море, и поля с редкими перелесками.
Места были вокруг дикие, заброшеные.
А Маяк оказался старинный. Мы забрались по винтовой лестнице на самый верх, вышли на площадку. Свежий солёный ветер рванул одежду. Мы огляделись. Маяк стоял на краешке мыса гордо и непреклонно.
Я прислонился лбом к круглой кирпичной стене Маяка. И услышал его голос. Это были даже не слова. Это было какое-то понимание. Оно само рождалось во мне. Я как бы сам стал Маяком. Слился с ним. И ощутил всем своим существом – зачем я тут стою, на самом краю земли, высоко подняв голову, встречая штормы грудью и посылая неспешные вспышки света. В этом был смысл – посылать свет, предупреждать об опасности. Чтобы капитаны точно знали – где берег. Этот смысл был крепкий, настоящий. Этот смысл выстроил себе высокую башню из красного кирпича. И каждому ясно было – зачем здесь Маяк. Наверно поэтому он был такой чистый и ухоженый. Потому что без него – тьма и смерть. Ведь кто-то должен светить. Даже если вокруг ревёт шторм и наотмашь хлещут ледяные струи. И мрак непрогляден. И ты один. Но ты светишь, чтобы в самую чёрную ночь люди знали - свет есть. Он будет всегда. Такая работа.
Я стоял, крепко прижавшись к Маяку. Он был крепкий. Надёжный. Он был выстроен так, чтобы твёрдо делать своё дело. И он делал его уже сто пятьдесят лет. А всё был как новенький. Потому что в Маяке был Смысл.
И я понял, что Смысл есть во всём. В каждом из нас. Только надо его понять. И осуществить.
ВЕРНУТЬСЯ
Выйду на берег реки детства – там всё как было: чистая вода, могучие сосны, горы вдали.
Пойду в лес, где бегал мальчишкой. Вот кусты жимолости, вот мерцают огни домов сквозь огромные ели. Кажется, там живут волшебные, прекрасные люди.
Пройду к полю. Здесь мы играли в лапту. Сентябрьское солнце освещало нас, все веселились, а мне почему-то было грустно до слёз.
А вот тут я каждый день подстерегал свою любовь. Я не смел даже показаться ей на глаза. И снег тогда был синий-синий, и берёзы сияли инеем.
А однажды весной я забрался на крышу сарая. Я вглядывался вдаль и всей грудью вдыхал пьянящий ветер. Откуда-то текла музыка. И сердце переполнялось предчувствиями. Казалось, завтра начнётся другая жизнь с удивительными людьми и невероятными приключениями.
Жизнь не обманула.
И люди были удивительными, и приключений хватало.
Только что же так тянет к той чистой реке?
ВЕРБНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ
Однажды стало так трудно, что я внезапно сорвался в Светлогорск. Слишком много впечатлений обрушилось на меня в последнее время. Захотелось во всём разобраться.
Припекало. Я наугад брёл по Светлогорску, через живописные задворки и вышел вдруг на крошечный дворик перед старым немецким коттеджем. Во дворике играли трое мальчишек лет десяти. Они по очереди кидали мячик в обруч, привязанный к берёзе. При этом ласково переговаривались между собой:
- Если сейчас кто-то промахнётся, то получит двадцать пинков.
- А если кто-то не промахнётся, то сам даст пятьдесят пинков.
Я вгляделся в мальчишек. Один сидел на бревне и посмеивался. Другой, высунув язык, метился в обруч. Третий, лукаво прищурившись, заготавливал ногу для пинков. От этой троицы тянуло таким покоем, согласием и весельем, что все мои вопросы улетучились.
Я понял всё. Понял, что самое лучшее, что у меня было - это детство. Когда душа и отношения чисты и естественны. И каждое дерево, кот и любая погода ощущаются как прекрасная сказка. И друзья как братья, которых всегда видеть в радость, и в каждом слове звучит ласка и тепло.
Я понял: я остаюсь там, в детстве. Это моя Родина.
- Здравствуйте! - сказал я мальчишкам.
- Здрасте, - ответили они, ничуть не удивившись.
КОЛЬЦО ВРЕМЁН
Я лежал на снегу и смотрел в небо. Качались сосны, просвеченные январским солнцем.
Я лежал, раскинув руки, и слушал весёлые крики ребят. Кто-то кого-то кормил снегом. Олег валял в снегу девчонок.
Я лежал и думал - где кончается детство? Все дети вырастают. Становятся взрослыми. У них появляются другие дела и заботы. Неужели они забудут эти сосны, синеву неба и запах чистоты?
Но ведь не забыл же я тот солнечный морозный день, когда мне тоже было двенадцать. Мы бежали с друзьями по зимней дороге. Уроки кончились. По обочинам лежали огромные горы снега. Мы забирались на эти горы и со смехом сталкивали друг друга. И кидались снежными глыбами. И ничего особенного не было. Если не считать ощущения полного счастья.
А потом был ещё сентябрьский погожий день. На физкультуре мы пошли на лётное поле - играть в лапту. И все ребята, как всегда, веселились. Толкались, несли околесицу. А мне было грустно до слёз. Я не мог понять, почему. Но чувствовал, что уходит что-то прекрасное. Может быть, детство. Мой друг Лёшка веселился больше всех. Мне были странны его возня и смех. Внутри меня была тишина, как в этом пустом сентябрьском воздухе. И была грусть. Я смотрел на дальний лес. Слушал болтовню одноклассников. И знал, что всё скоро кончится.
...Я очнулся на снегу от толчка. Это Олежка попал в меня снежком. В безмятежном небе надо мной шевелились верхушки сосен. Мы снова затеяли возню. Кого-то закопали в снег. Кого-то обкидали снежками.
Но теперь я уже знал, что ничто не кончается.
Всё вернётся.
Счастье вечно, как это синее небо.
Как детство.
ПИСЬМО ДЕТЯМ
Вы учили меня лёгкости. Учили радости. Мы летали вместе. Я приносил вам на уроки свои поделки - смешные и корявые кораблики из слов, такие же искренние и неумелые, как ваши. Я дарил вам свои стихи и любимые книжки. А вы однажды притащили мне в подарок шкатулку с волшебным ключом. В шкатулке лежало маленькое сердечко из проволоки. Я был удивлён и растроган.
Наверное, я был не прав. Нельзя было любить вас так сильно, забывая обо всём на свете. Наверное, надо было зарабатывать деньги и купить себе нормальную одежду. И сменить, наконец, обшарпанный велосипед, которому уже сто лет. Но тогда бы я не мог писать вам письма, делать кораблики, ездить в походы.
И я выбрал вас. И никогда об этом не жалел.
Ведь это мой Сад. Здесь мои Цветы, Травы и Деревья. Нигде мне не бывает так хорошо, как в моём Саду. Здесь меня принимают со всеми моими причудами. И верят. Здесь я чувствую себя легко и спокойно.
Но так бывает не всегда. Иногда я устаю. Возраст уже не крошечный. И велосипед украли – четвёртый уже.
Но всегда приходит какой-нибудь мальчишка, берёт меня за руку и говорит: “Пойдём. Ты же обещал показать нам клад с сокровищами! И ещё мы должны поехать на плоту в Индию!»
Я смеюсь. И встаю. И мы идём строить плот. Ведь завтра мы отплываем в Индию.
Ровно в восемь ноль-ноль.
* * *
|
|
