|
Чем дальше, тем яснее, что все мы друг для друга – крылья. Так
устроена жизнь.
Это как в книжке Крапивина «Самолёт по имени Серёжка». Там два
пацана подружились. Один – инвалид, колясочник. Другой – просто обычный пацан.
И вот они стали везде ездить вместе: один в коляске, другой – везёт. И
почему-то им хорошо вместе. А потом они стали играть, как будто один – самолёт,
а другой – пилот. Но - какие там игры?
Так ведь и есть. Что такое самолёт без пилота – мёртвая груда металла. Что
такое пилот без самолёта? Никуда он не полетит.
И я снова вспомнил про Всадников.
Первым Всадником для меня стала мама. Она меня всегда защищала
перед всем миром. Она бросалась мне на помощь. Заслоняла меня собой от всех
бед. Она меня сберегла.
Потом были друзья, которые тоже не давали в обиду.
А главное – появились учителя, которые учили быть Всадником. Это
Владислав Петрович Крапивин, Шалва Александрович Амонашвили.
Может, у нас это ещё не всегда получается.
Но:
Кто мы – без Всадников?
Кто мы – если не Всадники?
Кто
такие Всадники – здесь:
Владислав
Петрович Крапивин
Мальчик
со шпагой
Глава 10
Всадники
Серёжа перепрыгнул
канаву. Но когда перед ним оказались кусты, оттуда, из засады, вышли четверо.
Это были, конечно, враги.
Гутя, Витька Солобоев, Женька Скатов и Пудра.
– Гы… – сказал
Пудра. – А вы говорили, уехал. Вот он, вовсе и не уехал даже. Ага.
– Привет, –
насмешливо сказал Гутя. Он вертел в пальцах одуванчик с пушистой головкой и
улыбался.
Серёжа сделал ошибку. Ему
бы сразу шарахнуться назад, за канаву, а там еще посмотрели бы, кто быстрее
бегает. Но он решил проскочить строй врагов, схватить со скамейки вещи и потом
уже броситься к реке.
Не успел. Сразу шесть
липких ладоней ухватили его за голые локти, за кисти рук. Серёжа рванулся,
конечно, да толку мало. Его трое держали, и каждый был сильнее Серёжи.
– Не дрыгайся, силы
береги, – сказал Гутя. – Еще до лагеря четыре километра топать, а ты,
наверно, не обедал, бедненький.
– Ну, чего
пристали?! – отчаянно крикнул Серёжа. – Я что вам сделал?
– Нас из-за тебя на
речку не пускают и в лес, – объяснил ему из-за плеча Витька Солобоев. Он
дышал Серёже прямо в ухо, и от него пахло грушевым компотом.
– Я-то здесь при чем?
– А говорят, что если
отпускать, то все начнут разбегаться, как ты. Ты больно хитрый. Сам – до
хаты, а мы сидеть из-за тебя в палатах должны?
– Врете вы
все, – убежденно сказал Серёжа. – Вас директор послал.
– Ладно, это не твое
дело, – сказал Гутя. Он один из всех не держал Серёжу. Прохаживался перед
ним. Помахивал одуванчиком. А в другой руке у него был маленький газетный
сверток.
– Я в лагерь все
равно не пойду, – убежденно сказал Серёжа.
– За уши
потащим, – пообещал Гутя.
– Надорветесь.
– Справимся.
– Вы права не имеете.
У меня же вещей нет, они на берегу остались.
– А собака? –
спросил Женька Скатов.
– Тоже на
берегу! – ответил Серёжа и спохватился: "Не надо было говорить. Если
бы думали, что Нок близко, может, испугались бы…"
– Вот и
хорошо, – обрадовался Женька. – Дай, Гутя, колбасу, я ее вместо
собаки съем. А то все равно Солобоев слопает, ему сегодня добавки не дали…
– Дурак, –
сказал Гутя и зашвырнул сверток в кусты. – Не знаешь, что ли, что в этой
колбасе?
– Не знаю, –
растерянно отозвался Женька. – Я еще на кухне откусить хотел. А что?
– Дурак, – опять
сказал Гутя.
"Неужели иголку
сунули? – подумал Серёжа. – Нок ведь не знает еще, что у чужих брать
нельзя. Нет, хорошо, что он там".
И сказал:
– Живодеры.
– За живодеров
поимеешь, – пообещал Гутя. – В лагере. Ладно, пошли.
Серёжа опять рванулся.
– Не пойду я! Меня
там люди ждут! Катер!
– Гы, адмирал, –
сказал Пудра. – Глядите, парни, катер его ждет…
Остальные загоготали.
– Не волнуйся,
деточка, – сказал Гутя. – За тобой в лагерь персональный самолет
пришлют.
– Вы еще за это
ответите, – пообещал Серёжа. – У меня там чемодан. Если вам за меня
ничего не будет, за вещи вы все равно ответите.
На Гутином лице мелькнуло
сомнение. Но тут вмешался Пудра:
– А на кой нам твой
чемодан? Нам про него ничего не сказали. Может, ты его куда выбросил или
запрятал, а мы искать обязаны? Нам не чемодан ведь, а тебя велели в лагерь
притащить.
– Ага! – крикнул
Серёжа. – Велели! Я же говорил!
– Ладно,
заткнись, – буркнул Гутя.
– Жандармы вы, вот
кто, – сказал Серёжа с закипающей яростью и бесстрашием. – Точно!
Полевая жандармерия.
– Ну, ты… –
медленно произнес Гутя и пушистой головкой одуванчика ткнул Серёжу в губы. А
облетевшим стеблем стеганул его по носу. – За жандармов ты особо получишь,
по первому разряду.
Серёжа мотнул головой и
сплюнул прилипшие семена.
– Все равно
жандармы, – сказал он. – А кто вы? Хорошие люди, что ли?
– Ладно, тащите его,
парни! – скомандовал Гутя.
Серёжу рванули вперед. Он
уперся пятками, но кожаные подошвы сандалей заскользили по траве. Серёжа
постарался зацепиться за куст, но только зря расцарапал щиколотку.
Ну почему так устроен
человек? И не боится он, и боли особой не чувствует, а только злость, и плакать
совсем не хочет, а слезы сами по себе закипают где-то в глубине и грозят
прорваться. Они еще не очень близко были, эти слезы, но Серёжа уже чувствовал
их.
Вырываясь, он сказал
сквозь сжатые губы:
– Зря стараетесь. Ну,
притащите в лагерь, а потом что? Все равно за мной сейчас придут. Алексей
Борисович придет. И собака.
"В самом деле, –
думал он, – ведь не уедет же Алексей Борисович. Все равно искать будет.
Только как он догадается, где я? И когда он до лагеря доберется?"
Гутя злорадно объяснил:
– Пусть ищут. С
собакой. Там для тебя отдельная комнатка приготовлена в изоляторе. Будешь
сидеть, пока маму-папу не вызовут. А потом на линейке коленом под… Ну, в общем,
ясное дело.
– Могут и галстук
снять, – пыхтя, добавил Солобоев.
– Не, –
огорченно сказал Гутя. – Не снимут. Гортензия говорила, что в лагере
нельзя выгонять из пионеров. А то бы запросто.
"Если запрут, могут и
не сказать Алексею Борисовичу, что я в лагере. Тогда что?" – подумал
Серёжа. И рванулся так яростно, что его чуть не отпустили. Витька Солобоев
сказал, дыша компотом:
– Ну, я так не
согласен. Четыре километра его переть. Машина-то небось уехала, а мы вкалывай.
Я не лошадь.
– Чичас он сам
побежит, – вдруг сообщил Пудра. – Вы его только подержите минуточку,
я чичас…
Он отпустил Серёжу (а
Витька с Женькой вцепились в него еще крепче) и побежал к заросшей канаве.
Мальчишки ждали. Серёжа видел, как Пудра натянул на ладонь обшлаг рубашки и
вырвал длинный, почти метровый стебель крапивы с темно-зелеными узкими
листьями.
– Гады, четверо на
одного, – сказал Серёжа и даже удивился, что ничуть не боится. И слезы
больше не грозили ему. Была в нем холодная, спокойная злость, только и всего.
А Пудра улыбался большим
ехидным ртом, помахивал крапивой и медленно подходил.
– Ну,
побежишь? – спросил он.
– Животное, –
сказал Серёжа. – Попробуй только ударь.
Пудра сильно размахнулся и
стеганул его повыше колен. Серёжа закусил губу, но не двинулся.
– Дураки. Вы меня
хоть огнем жгите, я вам подчиняться все равно не буду.
– Бу-удешь, –
протянул Пудра и хлестнул еще раз.
Неожиданно, то ли из
книжки про разведчиков, то ли еще откуда-то, вспомнились Серёже слова:
"Если ударить противника под колено каблуком, можно сразу вывести его из
строя…" И он без размаха, коротко, трахнул сандалей Пудру по ноге.
Пудра ойкнул, присел.
Свободной ладонью зажал колено. Однако крапиву не выпустил. Глаза у него
сузились, и он прошипел:
– Ну, чичас
попляшешь… – и размахнулся.
– А ну,
кончай, – сказал вдруг Женька Скатов и отпустил Серёжу. Продолжение
| 
