Все новости

• Международный Центр Гуманной Педагогики
• Студенческий театр "Третий этаж"
• Сайт Общероссийского центра гуманной педагогики (ред. Е.Чернозёмова)
• Г.Померанц и З.Миркина
• Оранжевый верблюд
• Страница Игоря Киршина
• Сад ВКонтакте

Предлагаем вашему вниманию сборник работ о домашнем театре.

Мы убеждены: за домашним театром – большое будущее.

В нём соединяется естественность и искренность домашней жизни с глубокими духовными поисками.

Понятие домашнего театра – шире, чем только семейного.

Домашний, значит театр близких, родных, понимающих людей.

Людей, которые не судят, не выносят вердиктов, но сопереживают и смотрят с любовью.

В этом театре – тепло. Тепло сердцу.

Там можно играть. Как в детстве, бесхитростно и увлечённо, не оглядываясь – а сколько баллов тебе за это поставят?

О таком театре мечтаем мы.

И вот о нём маленькая книжка.

СОДЕРЖАНИЕ 

Зинаида МИРКИНА. O Елке. Эссе

Евгений МЫШКИН. Домашний театр. Эссе

Стихи

Белый и пушистый. Пьеса             

Домашний театр: Сборник материалов педагогической мастерской по детскому театральному творчеству «Ниточка». – Калининград: Изд-во «Третий Этаж», 2013. –  16 с.

Педагогическая мастерская по детскому театральному творчеству «Ниточка» проводится уже в седьмой раз. И в седьмой раз фестиваль коротких спектаклей «Нитка» открывает двери для поиска самого главного в творчестве – путеводной нити. На этот раз в фокусе внимания оказалось такое, казалось бы, хорошо известное, но в то же время такое необычное и новое явление, как домашний театр. В предлагаемом читателю сборнике обозначаются новые грани в понимании метафизики домашнего театра, а также публикуется пьеса, предназначенная для семейного представления.

Зинаида МИРКИНА

О ЕЛКЕ [1]

Мне давно хотелось, а сейчас стало как-то необходимо написать о моей Ёлке. Что она для меня такое? Почему так невозможно не строить Ее?

Когда-то, 56 лет назад (в 45-м году), со мной произошло нечто, о чем я много раз говорила. И все же скажу еще раз: Ель перед моим балконом на даче вспыхнула Фаворским светом. О том, что такое Фаворский свет, я узнала гораздо позже. А тогда я увидела его, не зная, что это так называется.

После огромного страдания, вернее, во время страдания, захлебываясь от всех душивших меня "проклятых вопросов", я вдруг увидела Ель всю в огнях. Это было после грозы. Взошло солнце, и сотни, мириады капель вспыхнули невероятным, прожигающим всю душу светом. И вот, в единый миг душа переросла свое страдание, переросла все вопросы, в которых только что тонула. Что-то произошло в душе такое, чего представить себе раньше я никогда не смогла бы. Возможно, так бывает, когда из куколки вылетает бабочка. Душа из скукоженного комочка превратилась вдруг в крылатое существо, и иначе, чем преображением это не назовешь.

Много позже, когда я увидела и очень полюбила икону Феофана Грека "Преображение", я там узнала все, что произошло со мной.

По бокам иконы идут четыре человека, Иисус и три ученика. Он хочет показать им нечто, что знает сам, и чего не знают они - Просиявшую Истину.

Где она? Они смотрят на Иисуса. Они оглядываются по сторонам. Но вот Гора. На Горе Иисус, который просиял.

А ученики? Что с ними? Они, как планеты, сорвавшиеся со своих орбит. Они перевернуты. Они, кажется, потеряли всякие ориентиры в пространстве и во времени. Никто из них на Иисуса уже не смотрит. На него невозможно смотреть. Его свет прожег их, ослепил. У одного из них глаза совсем закрыты. У двух других открыты, но они смотрят не на Иисуса. Они смотрят внутрь себя. Ибо Истина видна только там - внутри. Свет, прожегший их, открыл им их же Глубину, ввел в эту Глубину, показал, что она есть. Внутри нас есть источник света. Просиявший Иисус открыл им этот источник в них самих, прожег вход в Глубину, всегда свою собственную и в то же время не только свою. Она одна на всех. Ты либо вошел туда, либо нет. Если вошел - встретился там с другими, понял, что мы едины.

У всех ветвей дерева - один ствол; у всех наших органов - у шеи, глаз и т.п. - одна кровь, одно сердце - единый организм. Тот, кто вошел в единую для всех Глубину, нашел Бога - то, в чем мы едины. Наша целостность, включающая все и всех в себя - вот Он, Бог. Всем открытая тайна, которая всегда остается Тайной, ибо существует только на последней Глубине. Там сияет. Туда зовет.

Я, выросшая в атеистической семье, совершенно нерелигиозная девочка, упала на колени. И когда встала с колен, знала: Творец этой красоты совершенен. Мы не отдельные разорванные частицы, мы составляем нечто целое. У нас есть общее Сердце. В мире есть величайшая Гармония. И сердце мое, мое маленькое настрадавшееся сердце забыло о своем страдании и трепетало, как струна под пальцами величайшего арфиста:

'Только прикоснись! Весь мой смысл в том, чтобы быть Твоей Арфой!"

Зачарована совершенно. Наверное, ору, чтобы мне дали шар. И добрая тетя Шура снимает с елки чудо из чудес и протягивает мне. И я мгновенно затихаю. И вдруг - шар выскальзывает из ручонок, и разбивается на мириады сверкающих дрожащих осколков. Новый крик, но он мгновенно прерывается. Мама рассказывала, что была потрясена, как я мгновенно затихла, прикованная взглядом к дрожащим переливающимся осколкам на полу.

Вот еще с тех пор - моя любовь к елке. Потом, у подружек, я видела игрушки из детства их родителей (у мамы, к сожалению, все пропало в Гражданскую войну). Серебряная картонажная рыбка... Она была поистине той самой золотой рыбкой, которая исполняла все заветные желания, сама была заветным желанием, точно знала, что душе нужно, и вела в какое-то неведомое сверкание.

Вела, вела от двух до девятнадцати лет. По каким мытарствам вела!.. И вот привела к Той преобразившей меня вспыхнувшей Елке...

Мытарства не кончились. Они стали еще во сто раз больше. Но это было уже нечто совсем другое - сознательное и осмысленное. Смысл жизни был найден. Бог стал реальностью, постигаемой только в опыте глубочайшего сердца.

И вот, начались мои Елки (не сразу... надо было еще пять лет пролежать парализованной, а потом встать, но - начались). Только я получила задание показать, собрать и показать ту внутреннюю гармонию мира, которую душа моя знала. Собрать осколки, разбросанные на поверхности, и соединить в единое целое, дать Образ.

Что такое небесный Иерусалим? Это глубинная реальность, которая, как солнце густыми тучами, закрыта нашими иллюзиями - проекциями нашего «эго».

Эти последние слова Апокалипсиса всегда переворачивали мне душу. И я знала, что это правда, правда, правда!

Небесный Иерусалим светится внутри всегда. Освободить его от тьмы, скрывающей это свечение, сорвать завесу, дать просверкать нетленному среди тленного мира - вот моя задача. Вот что я делаю, когда создаю мою Елку.

Ни одного случайного штриха. Ни одной случайно повешенной ниточки дождя. Каждая игрушка, каждая дождинка, каждый оттенок света должны найти свое точное место, вероятно соотнесенное с тем, которое у всего есть внутри, в невидимой глазом первооснове жизни.

Сказка? Сказку рассказывает мне сама Елка, ибо все на ней говорит.

Бог есть Слово? Да. Но это Слово говорит только в глубине души. Уши его не слышат, но душа слышит и получает задание перевести это Слово с языка беззвучного на язык звучащий. Озвучить свет.

И еще.

Сражение света с Болью. Свет восходит изнутри наружу. А здесь - Боль. В царство Боли. Каждый год она новая, своя, конкретная. И свет падает на эту Боль, как  дождевые капли на ели, или на темень леса. Или - куда бы он ни упал, начинается сражение, которое может превратиться в любовные объятия, - в ликование; а, может, и нет.

Сражение с Болью. Свет должен просквозить вот эту сегодняшнюю Боль, растворить ее, сразить. Завтра будет другая, и будет новое сражение. Свет все тот же, а боль - новая. Да и свет всегда новый. Просто он никогда не тускнеет, но в каждом новом повороте вновь вспыхивает все тот же вечный Свет, и творит новое Действо.

Вот это Действо с массой конкретных подробностей, это новый поворот луча во тьме - новая сказка. - Новый путь странника через лабиринты тьмы, новая мистерия, ибо это всегда мистерия - вход в тайну.

Жизнь таинственна, ибо бездонна. Ощущение бездонности, в которой вечно блуждает и никогда не заблудится Свет - это ощущение и есть счастье.

Всегда трудное счастье, ибо находиться в Бездне всегда нелегко. Но ощущать Бездну и ощущать собственное сердце - это одно и то же. Сердце бездонно. И тот, в ком полностью пробудилось сердце, чувствует великое ликование, ибо внутри этой бездны - свет.

 3,18 апреля 2001 года

Евгений МЫШКИН

ДОМАШНИЙ ТЕАТР

I

Быть может, дом без театра – вовсе и не дом. Нет, конечно, останутся стены, полы и потолки, останется жилище. Но вот будет ли в этом жилище жизнь – это большой вопрос.

Индоевропейское слово ДОМ (dama, domos, domus) намекает на сущность: Д – дух, М – материя, О – око вечности, вечный сын и сердце первых двоих. Дом – это вселенная (буквально – заселенное, жилое пространство, калька с греческого слова «ойкумена»), наш общий космический дом. И каждый частный случай дома – отголосок вечной родины, которую мы видим в окно – оком. Бесконечное «О» гудит, словно в раковине: космос, голос, родина, дом, окно, око…

Слово «театр» – греческое. Происходит от глагола «смотреть». Театр – это место, где созерцают, смотрят, вглядываются. В каждом доме должно быть окно, через которое можно увидеть большой дом, вселенную (испокон веков обозначаемую символом круга – тем самым «О»). И в каждом доме должно быть сердце, которое своим чистым оком смотрит сквозь это окно. («Без сердца нет дома», - писал Экзюпери). Малая вселенная (сердце человеческое) смотрит на Большую вселенную и узнает себя в первообразе. Припоминает.

Малый человеческий дом – это не только плоскость, но и духовная вертикаль: «иерос домос», храм, сердце пространства. Счастье в том, чтобы физическая мера впустила духовную, или другими словами – преобразилась, просияла. В доме есть окно, что ведет к такой встрече – это миракль, или действо, омытое чудом.

II

Домашний театр – совсем не театр в современном смысле. В нем театр тает, возвращаясь ручейками к древним истокам. И если дом – это не место для быта, а нечто иное (дом души, духовный организм), то и театр в нем – иной.

Публичность, пестрая поверхность – глушит и душит ее. В обычном театре ей нечем дышать, шумный балаган внешних форм – распинает ее. Поэтому театр души – тихий. В нем ничего не показывают. В нем живут, парят, служат и верят.

Сцена домашнего театра соткана из доверия. Им же одеты знаки и символы наивной святой игры. Домашний театр – самый серьезный на свете. Через его окошко свет струится на землю. Прислушайтесь к сердцу. Где теперь земля с ее валунами скорби? Домашний театр очень похож на первые миги рассвета, он почти весь еще там, в невыразимой тайне, но уже немного и здесь, перед нами. Домашний театр – это утренняя заря духа.

III

Культура часто пускает корни в доме. Давайте вспомним, как играли перед своими близкими – наивно, самозабвенно и точно – будущие светочи человечества. Достоевский, Диккенс, Михаил Чехов, Станиславский, Блок. А про скольких мы еще не знаем? В той или иной форме домашний театр был, наверняка, у многих творцов нашей культуры. Где-то читали вслух, где-то пели, где-то играли спектакли, где-то строили сказочное пространство. И сквозь это все лился духовный луч, животворивший и вдохновлявший. Лился и льется по сей день. Нужно только открыть окно шире.

IV 

С чего начать домашний театр? Ни с чего. Нужно заметить, что он уже давно начался. И через какое-то время по вам пробежит ветерок замысла, в котором все-все уже будет. Нужно только убрать лишнее. Всякие там сценарии, актерские штампы, навязчивые идеи и мании. Домашний театр очень прост и сакрален. В нем нет случайного, чужого. А все остальное – можно. Нет ничего свободнее, но и ничего строже. Это театр глубины, сшивающий человеческую душу, «разодранную миром» (М. Волошин).

Если ваша душа запела – пойте. Если перестала петь – молчите и слушайте. Это и есть домашний театр.

Январь, 2012.

Продолжение