Предлагаем вашему вниманию сборник
работ о домашнем театре.
Мы убеждены: за домашним театром –
большое будущее.
В нём соединяется естественность и
искренность домашней жизни с глубокими духовными поисками.
Понятие домашнего театра – шире, чем
только семейного.
Домашний, значит театр близких,
родных, понимающих людей.
Людей, которые не судят, не выносят
вердиктов, но сопереживают и смотрят с любовью.
В этом театре – тепло. Тепло сердцу.
Там можно играть. Как в детстве, бесхитростно
и увлечённо, не оглядываясь – а сколько баллов тебе за это поставят?
О таком театре мечтаем мы.
И вот о нём маленькая книжка.
СОДЕРЖАНИЕ
Зинаида МИРКИНА. O Елке. Эссе
Евгений МЫШКИН. Домашний театр. Эссе
Стихи
Белый и пушистый. Пьеса
Домашний театр: Сборник материалов педагогической
мастерской по детскому театральному творчеству «Ниточка». – Калининград: Изд-во
«Третий Этаж», 2013. – 16 с.
Педагогическая мастерская по детскому
театральному творчеству «Ниточка» проводится уже в седьмой раз. И в седьмой раз
фестиваль коротких спектаклей «Нитка» открывает двери для поиска самого
главного в творчестве – путеводной нити. На этот раз в фокусе внимания оказалось
такое, казалось бы, хорошо известное, но в то же время такое необычное и новое
явление, как домашний театр. В предлагаемом читателю сборнике обозначаются
новые грани в понимании метафизики домашнего театра, а также публикуется пьеса,
предназначенная для семейного представления.
Автор рисунка на первой
странице обложки – Мария Лебедева
Зинаида МИРКИНА
О ЕЛКЕ
Мне
давно хотелось, а сейчас стало как-то необходимо написать о моей Ёлке. Что она
для меня такое? Почему так невозможно не строить Ее?
Когда-то,
56 лет назад (в 45-м году), со мной произошло нечто, о чем я много раз
говорила. И все же скажу еще раз: Ель перед моим балконом на даче вспыхнула
Фаворским светом. О том, что такое Фаворский свет, я узнала гораздо позже. А
тогда я увидела его, не зная, что это так называется.
После
огромного страдания, вернее, во время страдания, захлебываясь от всех душивших
меня "проклятых вопросов", я вдруг увидела Ель всю в огнях. Это было
после грозы. Взошло солнце, и сотни, мириады капель вспыхнули невероятным,
прожигающим всю душу светом. И вот, в единый миг душа переросла свое страдание,
переросла все вопросы, в которых только что тонула. Что-то произошло в душе
такое, чего представить себе раньше я никогда не смогла бы. Возможно, так
бывает, когда из куколки вылетает бабочка. Душа из скукоженного комочка
превратилась вдруг в крылатое существо, и иначе, чем преображением это не
назовешь.
Много
позже, когда я увидела и очень полюбила икону Феофана Грека
"Преображение", я там узнала все, что произошло со мной.
По
бокам иконы идут четыре человека, Иисус и три ученика. Он хочет показать им
нечто, что знает сам, и чего не знают они - Просиявшую Истину.
Где
она? Они смотрят на Иисуса. Они оглядываются по сторонам. Но вот Гора. На Горе
Иисус, который просиял.
А
ученики? Что с ними? Они, как планеты, сорвавшиеся со своих орбит. Они
перевернуты. Они, кажется, потеряли всякие ориентиры в пространстве и во
времени. Никто из них на Иисуса уже не смотрит. На него невозможно смотреть.
Его свет прожег их, ослепил. У одного из них глаза совсем закрыты. У двух
других открыты, но они смотрят не на Иисуса. Они смотрят внутрь себя. Ибо
Истина видна только там - внутри. Свет, прожегший их, открыл им их же Глубину,
ввел в эту Глубину, показал, что она есть. Внутри нас есть источник света.
Просиявший Иисус открыл им этот источник в них самих, прожег вход в Глубину,
всегда свою собственную и в то же время не только свою. Она одна на всех. Ты
либо вошел туда, либо нет. Если вошел - встретился там с другими, понял, что мы
едины.
У
всех ветвей дерева - один ствол; у всех наших органов - у шеи, глаз и т.п. - одна
кровь, одно сердце - единый организм. Тот, кто вошел в единую для всех Глубину,
нашел Бога - то, в чем мы едины. Наша целостность, включающая все и всех в себя
- вот Он, Бог. Всем открытая тайна, которая всегда остается Тайной, ибо
существует только на последней Глубине. Там сияет. Туда зовет.
Я,
выросшая в атеистической семье, совершенно нерелигиозная девочка, упала на
колени. И когда встала с колен, знала: Творец этой красоты совершенен. Мы не
отдельные разорванные частицы, мы составляем нечто целое. У нас есть общее
Сердце. В мире есть величайшая Гармония. И сердце мое, мое маленькое
настрадавшееся сердце забыло о своем страдании и трепетало, как струна под
пальцами величайшего арфиста:
'Только
прикоснись! Весь мой смысл в том, чтобы быть Твоей Арфой!"
Елка в моем доме - с моих восьми лет, когда ее разрешили советским
детям. А моя любовь к елке началась, кажется, с двух лет. Трудно поверить, но я
помню, как меня поднесли к наряженной серебристо-зелеными шарами елочке нашей
соседки тети Шуры. Елочка маленькая стояла на столе. Мама держит меня на руках,
а я тянусь, выскальзываю из маминых рук за шаром.
Зачарована
совершенно. Наверное, ору, чтобы мне дали шар. И добрая тетя Шура снимает с
елки чудо из чудес и протягивает мне. И я мгновенно затихаю. И вдруг - шар
выскальзывает из ручонок, и разбивается на мириады сверкающих дрожащих
осколков. Новый крик, но он мгновенно прерывается. Мама рассказывала, что была
потрясена, как я мгновенно затихла, прикованная взглядом к дрожащим
переливающимся осколкам на полу.
Вот
еще с тех пор - моя любовь к елке. Потом, у подружек, я видела игрушки из
детства их родителей (у мамы, к сожалению, все пропало в Гражданскую войну).
Серебряная картонажная рыбка... Она была поистине той самой золотой рыбкой,
которая исполняла все заветные желания, сама была заветным желанием, точно
знала, что душе нужно, и вела в какое-то неведомое сверкание.
Вела,
вела от двух до девятнадцати лет. По каким мытарствам вела!.. И вот привела к
Той преобразившей меня вспыхнувшей Елке...
Мытарства
не кончились. Они стали еще во сто раз больше. Но это было уже нечто совсем
другое - сознательное и осмысленное. Смысл жизни был найден. Бог стал
реальностью, постигаемой только в опыте глубочайшего сердца.
И
вот, начались мои Елки (не сразу... надо было еще пять лет пролежать
парализованной, а потом встать, но - начались). Только я получила задание
показать, собрать и показать ту внутреннюю гармонию мира, которую душа моя
знала. Собрать осколки, разбросанные на поверхности, и соединить в единое
целое, дать Образ.
Что
такое небесный Иерусалим? Это глубинная реальность, которая, как солнце густыми
тучами, закрыта нашими иллюзиями - проекциями нашего «эго».
Небесный Иерусалим - это внутренний Свет, который не нуждается ни в чем
внешнем. «Ни солнца, ни луны там не будет, ибо Господь Бог - светильник их».
Это тот незаходящий свет, который сам является своим источником, и сам из себя
черпает силы. Небесный Иерусалим, небесный град, в котором «Бог отрет каждую
слезу с очей
их, и ни болезней, ни смерти больше не будет, ибо прежнее прошло, миновало».
Эти
последние слова Апокалипсиса всегда переворачивали мне душу. И я знала, что это
правда, правда, правда!
Небесный
Иерусалим светится внутри всегда. Освободить его от тьмы, скрывающей это
свечение, сорвать завесу, дать просверкать нетленному среди тленного мира - вот
моя задача. Вот что я делаю, когда создаю мою Елку.
Ни
одного случайного штриха. Ни одной случайно повешенной ниточки дождя. Каждая
игрушка, каждая дождинка, каждый оттенок света должны найти свое точное место,
вероятно соотнесенное с тем, которое у всего есть внутри, в невидимой глазом
первооснове жизни.
Сказка?
Сказку рассказывает мне сама Елка, ибо все на ней говорит.
Бог
есть Слово? Да. Но это Слово говорит только в глубине души. Уши его не слышат,
но душа слышит и получает задание перевести это Слово с языка беззвучного на
язык звучащий. Озвучить свет.
И
еще.
Сражение
света с Болью. Свет восходит изнутри наружу. А здесь - Боль. В царство Боли.
Каждый год она новая, своя, конкретная. И свет падает на эту Боль, как дождевые капли на ели, или на темень леса.
Или - куда бы он ни упал, начинается сражение, которое может превратиться в
любовные объятия, - в ликование; а, может, и нет.
Сражение
с Болью. Свет должен просквозить вот эту сегодняшнюю Боль, растворить ее,
сразить. Завтра будет другая, и будет новое сражение. Свет все тот же, а боль -
новая. Да и свет всегда новый. Просто он никогда не тускнеет, но в каждом новом
повороте вновь вспыхивает все тот же вечный Свет, и творит новое Действо.
Вот
это Действо с массой конкретных подробностей, это новый поворот луча во тьме -
новая сказка. - Новый путь странника через лабиринты тьмы, новая мистерия, ибо
это всегда мистерия - вход в тайну.
Жизнь
таинственна, ибо бездонна. Ощущение бездонности, в которой вечно блуждает и
никогда не заблудится Свет - это ощущение и есть счастье.
Всегда
трудное счастье, ибо находиться в Бездне всегда нелегко. Но ощущать Бездну и
ощущать собственное сердце - это одно и то же. Сердце бездонно. И тот, в ком
полностью пробудилось сердце, чувствует великое ликование, ибо внутри этой
бездны - свет.
3,18 апреля 2001 года
Евгений МЫШКИН
ДОМАШНИЙ ТЕАТР
I
Быть
может, дом без театра – вовсе и не дом. Нет, конечно, останутся стены, полы и
потолки, останется жилище. Но вот будет ли в этом жилище жизнь – это большой
вопрос.
Индоевропейское
слово ДОМ (dama, domos, domus) намекает
на сущность: Д – дух, М – материя, О – око вечности, вечный сын и сердце первых
двоих. Дом – это вселенная (буквально – заселенное, жилое пространство, калька
с греческого слова «ойкумена»), наш общий космический дом. И каждый частный
случай дома – отголосок вечной родины, которую мы видим в окно – оком.
Бесконечное «О» гудит, словно в раковине: космос, голос, родина, дом, окно,
око…
Слово
«театр» – греческое. Происходит от глагола «смотреть». Театр – это место, где
созерцают, смотрят, вглядываются. В каждом доме должно быть окно, через которое
можно увидеть большой дом, вселенную (испокон веков обозначаемую символом круга
– тем самым «О»). И в каждом доме должно быть сердце, которое своим чистым оком
смотрит сквозь это окно. («Без сердца нет дома», - писал Экзюпери). Малая
вселенная (сердце человеческое) смотрит на Большую вселенную и узнает себя в
первообразе. Припоминает.
Малый
человеческий дом – это не только плоскость, но и духовная вертикаль: «иерос
домос», храм, сердце пространства. Счастье в том, чтобы физическая мера
впустила духовную, или другими словами – преобразилась, просияла. В доме есть
окно, что ведет к такой встрече – это миракль, или действо, омытое чудом.
II
Домашний
театр – совсем не театр в современном смысле. В нем театр тает, возвращаясь
ручейками к древним истокам. И если дом – это не место для быта, а нечто иное
(дом души, духовный организм), то и театр в нем – иной.
И главное в нем – душа. Та самая, что не дает никаких представлений по
сю сторону бытия. Она вся там, по ту сторону.
Публичность,
пестрая поверхность – глушит и душит ее. В обычном театре ей нечем дышать,
шумный балаган внешних форм – распинает ее. Поэтому театр души – тихий. В нем
ничего не показывают. В нем живут, парят, служат и верят.
Сцена
домашнего театра соткана из доверия. Им же одеты знаки и символы наивной святой
игры. Домашний театр – самый серьезный на свете. Через его окошко свет струится
на землю. Прислушайтесь к сердцу. Где теперь земля с ее валунами скорби?
Домашний театр очень похож на первые миги рассвета, он почти весь еще там, в
невыразимой тайне, но уже немного и здесь, перед нами. Домашний театр – это
утренняя заря духа.
III
Культура
часто пускает корни в доме. Давайте вспомним, как играли перед своими близкими
– наивно, самозабвенно и точно – будущие светочи человечества. Достоевский,
Диккенс, Михаил Чехов, Станиславский, Блок. А про скольких мы еще не знаем? В
той или иной форме домашний театр был, наверняка, у многих творцов нашей
культуры. Где-то читали вслух, где-то пели, где-то играли спектакли, где-то
строили сказочное пространство. И сквозь это все лился духовный луч,
животворивший и вдохновлявший. Лился и льется по сей день. Нужно только открыть
окно шире.
IV
С
чего начать домашний театр? Ни с чего. Нужно заметить, что он уже давно
начался. И через какое-то время по вам пробежит ветерок замысла, в котором
все-все уже будет. Нужно только убрать лишнее. Всякие там сценарии, актерские
штампы, навязчивые идеи и мании. Домашний театр очень прост и сакрален. В нем
нет случайного, чужого. А все остальное – можно. Нет ничего свободнее, но и
ничего строже. Это театр глубины, сшивающий человеческую душу, «разодранную
миром» (М. Волошин).
Если
ваша душа запела – пойте. Если перестала петь – молчите и слушайте. Это и есть
домашний театр.
Январь,
2012.
Продолжение
|