Игорь Киршин

СТРОИТЕЛЬНАЯ МУЗЫКА

        Жаркий грузинский июль. Мы приехали в Бушети строить музей гуманной педагогики. Шалва Александрович  назвал нашу стройбригаду "строительным ансамблем". Это - очень точно. Мы ведь не просто кирпичи кладём - мы играем общую музыку. Поэтому мы ни разу не обиделись друг на друга, не поспорили всерьёз. Всё, что мы делали, было музыкально, как плеск воды. 

       Наш ансамбль  состоял из четырёх украинцев и одного русского (меня). Украинцы оказались прекрасными людьми: чуткими, добрыми, трудолюбивыми. Не верьте сказкам про злобных укров - я видел иное. Нам было очень хорошо друг с другом. Мы много смеялись. Сурово грозили друг другу: "Смотри мне, а то - АТО!" Я даже написал шуточный мемуар "Москаль в тисках ужасных укров". Мы лечились смехом от боли - слишком много вражды вокруг в последнее время. Боль отступала. Становилось легко. Потому что в подтексте всегда была взаимная симпатия, бережность и тепло сердца. Особенно было смешно, когда Кеша, танцуя на крыше с молотком, грозно кричал: "Олегович! Уволен!" Всем понятно было, что Кеша любит своего Олеговича. 

       Довольно быстро я стал понимать и говорить по-украински. В этом был особый смак - постоянно переходить с одного языка на другой.

       На отдыхе мы вели беседы о жизни. В главном мнения совпадали: только стремление к высшей духовной истине решит наши проблемы.

       Душа тихо пела - от осмысленности труда, близости созвучных людей, от щедрой южной природы. У нас сложился именно ансамбль, объединённый мелодией любви к общему делу. Никто из нас не курил, не терпел алкоголя, не ругался.

       Никогда не забуду мягкого, деликатного Сашу; заводного, жаркого в работе Кешу; обстоятельного и нежного душой Андрея; мощного и толкового Игоря. Нам было хорошо вместе. Эти чувства впечатались в строящийся музей.  И будут теперь там  светиться всегда.

       Шалва Александрович часто приходил к нам на стройку - любовался, удивлялся, расспрашивал.  Я был этому  очень рад. Потому что мне хотелось побыть с Учителем. Не липнуть к нему, не надоедать собой, а просто - видеть его, слышать его голос, созерцать прекрасную улыбку. Я очень соскучился по Шалве Александровичу.

       Каждое утро мы с Шалвой Александровичем встречали рассвет на башне. Вставали в полшестого утра и смотрели на синие горы, где должно было появиться солнце. Ожидание рассвета наполняло нас торжественной радостью. Глядя на первый луч солнца, вспоминалось: "Мы идём при свете костров, мы идём при сиянии звёзд, дойдём при молнии духа, когда золото солнца вспыхнет, внутри нас, поражая неправду". Всё было очень конкретно: солнце медленно появлялось из-за гор и поражало тьму. Мощно и беспрекословно. Всё вокруг преображалось. Сердце полнилось мощью.

       После восхода я уходил в горы - помолчать и подумать. Шёл по просёлочной дороге, разглядывал цветы и травы, растущие между камнями. Дорога медленно поднималась вверх. Слева тянулись бесконечные виноградники, справа - ущелье с высохшим руслом реки. Я радовался чистому воздуху, всем травинкам и кустам. И был совершенно счастлив, как в детстве - просто так, ни от чего.

       Когда я возвращался, мы завтракали. Потом отправлялись на стройку: месить раствор, крепить лаги, класть кирпичи. Эта простая  работа лучше всего лечила и учила нас. Сергий основой жизни считал труд. Так и будет всегда. 

       Иногда Шалва Александрович брал меня за локоть и тихо говорил: "Пойдём помолимся". Мы входили в часовню, выстроенную рядом с могилой Валерии Гивиевны. Зажигали свечи. И молча обращали сердце к Небесам.

       Часто Шалва Александрович обедал и ужинал с нами. Это давало возможность неспешно беседовать. Мы обсуждали события на Украине, будущее гуманной педагогики, говорили о людях и судьбах.

       Параллельно с нашей стройкой шли курсы "Основы гуманно-личностного подхода к детям в образовательном процессе".  Иногда я сидел на лекциях Шалвы Александровича. Он страстно убеждал: "Идите к своей мечте! Идите не сомневаясь, всё нужное придёт по дороге. Когда мы начинали строить здесь башню - денег не было, но они появились. Всё будет дано, только идите вперёд".

       Частенько  к нам на стройку забегали дети. Им было интересно, что мы делаем.

       По всей усадьбе бегали два кролика. Шалва Александрович рассказывал, что они сидели в клетке, но он предложил их выпустить. Ему сказали, что кролики убегут. А он ответил - ну и пусть убегают. Но кролики не убежали. Я бы на их месте тоже не убежал.

       Мы пили прекрасную бушетскую воду, текущую из артезианской скважины (170 метров глубиной!). Шалва Александрович  на ухо попросил: "Будешь пить воду - поблагодари её". Конечно, надо быть благодарным за дары жизни.

       В домике, где мы жили, ласточки свили гнездо прямо под потолком. Двери и окна были всегда открыты. И мы всё время наблюдали, как ласточки влетают в нашу комнату, садятся на гнездо и кормят птенцов.

       В Бушети было много прекрасных встреч. Мы влюбились в обаятельную  и глубокую девушку Машу из Москвы. После ужина мы подолгу беседовали с ней о духовных предметах. Очень впечатлила серьёзность её отношения к жизни и семье.

       Ещё было много открытий: мощная Лариса из Иркутска, утончённая Татьяна из Клайпеды, проникновенный Саша из Риги. Люди в Бушети открываются и тянутся друг к другу. Так здесь происходит всегда. 

       Поразила свобода детей в Бушети. Их было около десяти, разного возраста. Часть детей была грузинских. Часть - из Казахстана. Часть - из России. Они прекрасно ладили друг с другом. В основном их никто не организовывал. Дети делали, что хотели, бегали везде, купались, играли в мячик. Иногда мешали взрослым. Никто их не одёргивал, не делал замечания. Шалва Александрович и Паата Шалвович относились ко всему очень спокойно и терпеливо.

       Мне полюбилась наша добрая и разумная жизнь - чередование физического труда, молитвы и духовных бесед с Учителем. Пища самая простая: свежий сыр, овощи и много персиков.

       А в конце у меня родился текст про музей гуманной педагогики:

МОЙ ДОМ

       Есть поговорка: "Каждый мужчина должен построить дом, посадить дерево, вырастить ребёнка".

       Я построил дом - в Бушети. Это очень правильный дом. Он - не мой, он - для всех. Это  музей гуманной педагогики. В этом доме - моя душа, моя вера. Дом будет служить хорошему делу.

       Мой дом в самом лучшем месте - на родине Учителя.

       Мой дом в горах - можно ли обойтись без высоты?

       Мой дом смотрит на храм Христа, Господа нашего.

       Я умру - пусть служит дом людям. Пусть он их просвещает и вдохновляет.

       Можно было бы, конечно, построить себе личный особняк, с табличкой на неприступном заборе: "Осторожно! Злая собака!". Но мне больше нравится мой дом в Бушети - всегда открытый, добрый и весёлый. В нём,  как в раю, свободно бегают кролики и дети. Заходят друзья.

       А самое главное - в этом доме живёт дух нашего Учителя. Вот он подходит к нам, восхищается, раскидывает руки и плавно поднимается в небо. Он зовёт нас собой. Машет рукой - показывает дорогу. Эта дорога и есть настоящий музей, который мы построили вместе - грузины, украинцы и русские. Построили из общих надежд.

       Пусть наш музей будет живой! Не кладбище мёртвых экспонатов, а собрание толковых инструментов для духовной работы.

       Пусть дом будет музейоном, о котором мечтал Николай Рерих: дом муз, все предметы которого участвуют в творении новой жизни .

       Пусть в этом доме будет интересно детям! Как им интересно в бассейне, в саду и на стройке.

       Не оставь нас, Господи, защитой и милостью Твоей. Ты дал нам так много. Пусть не иссякнет родник благодати Твоей в Бушети. Пусть приезжают сюда люди - строить дальше и просвещать свой дух. Тут это делать удобнее всего.

       Помоги нам, Господи!